С 1947 по 1953 годы цены на говядину снизились в 2,4 раза, на
молоко – в 1,3 раза, на сливочное масло – в 2,3 раза. В
общей массе продовольственная корзина подешевела за это время в
1,75 раза; даром, что ни в какое сравнение не шла с той, что уже в
наше время установит Ельцин. В смысле – сталинская корзина
была гораздо вместительнее.
С 1947 по 1953 годы цены на говядину снизились в 2,4 раза, на
молоко – в 1,3 раза, на сливочное масло – в 2,3 раза. В
общей массе продовольственная корзина подешевела за это время в
1,75 раза; даром, что ни в какое сравнение не шла с той, что уже в
наше время установит Ельцин. В смысле – сталинская корзина
была гораздо вместительнее.
Хоспидя, скажет вам любой либерал — ну какие у крававага тирана
деньги? Сунул в топку стопитьсот мильонов дедушек Николая Каловича
Сванидзе или еще какого из собственных подручных и все. (думаю, все
в курсе, кем на самом деле был дед нашего главного критика
сталинизма? Раскрою страшную тайну — его дед — Николай Самсонович
Сванидзе — зам. народного комиссара снабжения ЗСФСР; заместитель
председателя Совнаркома ЗСФСР; начальник Статистического управления
при СНК Украинской ССР. Бабушка — Циля Исааковна была членом партии
большевиков. По словам Николая Сванидзе, она ненавидела Сталина.
Этот «пораженец в правах» окончил 56-ю московскую
специализированную школу с углублённым изучением английского языка.
Закончил исторический факультет МГУ (чтобы поступить туда, нужна
была рекомендация райкома комсомола на уровне первого секретаря)
(1977), Работал в Институте США и Канады РАН (ведомство г-на
Арбатова было легальной крышей разведки). Впрочем, Калович — он и
есть Калович.
А как же было на самом деле?
http://anisiya-12.livejournal.com/222774.html
Мы так часто слышим фразу – победа далась слишком дорогой
ценой (одна на всех – мы за ценой не постоим), – что
даже и не задумываемся над её смыслом. В нашем представлении цена
– это 27 миллионов человеческих жизней. Однако у любой войны
есть и цена в прямом смысле слова.
2 триллиона 569 миллиардов рублей – ровно столько стоила
советской экономике Великая Отечественная Война; число огромное, но
точное, выверенное ещё сталинскими финансистами.
Самая масштабная в мировой истории битва требовала столь же
гигантского финансирования; но денег брать особо было не откуда.
Уже к ноябрю 1941 года были оккупированы территории, где проживало
около 40% всего населения СССР. На их долю приходилось 68%
производства чугуна, 60% — алюминия, 58% — выплавки стали, 63% —
добычи угля.
Правительству опять пришлось включать печатный станок; но –
не в полную силу, дабы не провоцировать и без того дикую инфляцию.
Количество запущенных в оборот новых денег выросло за годы войны в
3,8 раза. Это, вроде бы, и немало, хотя нелишне будет напомнить,
что во время войны другой – Первой мировой – эмиссия
была в 5 раз больше: 1800%.
Даже в таких суровых условиях власть старалась жить не только
сегодняшним, но и завтрашним днём; война рано или поздно
закончится, надо думать о будущем экономики…
Немного отвлечёмся. Переживающая тяжелые времена экономика –
всё равно, как мучающийся с перепоя организм. Вброс наличности
– тот же утренний опохмел. Он откладывает развязку, но
усугубляет её. Понятно, потом будет только хуже; зато на какой-то
период мучения отступят.
Далеко не каждый властитель найдёт в себе силы разорвать этот
порочный круг. Отказ от опохмела чреват людским недовольством; а
вот обратное – вызывает как раз народное умиротворение. Не
надолго; до следующего похмельного утра. Так начинается
запой…
В этом смысле – Сталину было проще; он не привык заигрывать
со своими подданными. Да и война – оправдывала любые тяготы;
тем более, что добрую часть экономического бремени власти
переложили на плечи народа.
Сразу после нападения Гитлера гражданам запретили снимать со
сберкнижек более 200 рублей в месяц. Были введены новые налоги и
остановлена выдача ссуд. Повышены цены на алкоголь, табак и
парфюмерию. У населения прекратили принимать облигации
государственного выигрышного займа, одновременно обязав всех
рабочих и служащих покупать облигации займов новых, военных (всего
их было выпущено на 72 миллиарда рублей).
Отпуска – также были запрещены; компенсации за
неиспользованный отпуск поступали на сберкнижки, но до конца войны
получать их было нельзя.
Сурово, ничего не скажешь. Но по-другому поступить, наверное, было
нельзя; в результате все 4 года войны госбюджет на одну треть
формировался за счёт средств населения.
Но Сталин не был бы самим собой, если б не думал при этом на
несколько шагов вперёд.
В 1943-м, когда до победы оставалось два долгих года, он поручил
наркому финансов Звереву подготовку будущей послевоенной реформы.
Работа эта велась в обстановке строжайшей секретности, полностью
знали о ней только два человека: Сталин и Зверев.
У Сталина был удивительный, просто звериный нюх на толковые кадры;
очень часто наверх он выдвигал людей, не успевших ещё толком себя
проявить. Бывший рабочий «Трехгорки» и командир кавалерийского
взвода Зверев – из их числа. В 1937-м он работал
всего-навсего секретарем одного из райкомов Москвы. Но у него было
высшее финансовое образование и опыт профессионального финансиста.
В условиях дикой нехватки кадров (кресла освобождались почти
ежедневно) этого оказалось достаточно, чтобы Зверев стал сначала
зам.наркома финансов СССР, а спустя 3 месяца уже наркомом.
Как и все хорошие бухгалтера, был он очень упёртым и неуступчивым.
Зверев осмеливался перечить даже Сталину. И вот – показатель
отношения; Вождь не только спускал это, но и частенько с наркомом
своим соглашался.
Имя Арсения Зверева сегодня известно разве что узкому кругу
специалистов; в числе творцов победы оно никогда не звучит.
Несправедливо это.
Война – это ведь не только выигранные сражения и битвы. Без
денег любая, пусть даже самая героическая армия не способна
стронуться с места. (Мало кто знает, например, что государство
щедро оплачивало своим солдатам совершённые подвиги. За сбитый
одномоторный самолёт летчику платили тысячу, за двухмоторный
– две. Уничтоженный танк оценивался в 500 рублей.)
Несомненная заслуга сталинского наркома в том, что он сумел
молниеносно перевести экономику на военные рельсы и сохранить,
удержать на краю пропасти финансовую систему. «Денежная система
СССР выдержала испытание войной», – с гордостью писал Зверев
Сталину; и это – абсолютная правда. Четыре изнурительных года
могли вовлечь страну в кризис, пострашней послереволюционной
разрухи.
Даже те, кто не любил Зверева – а таких насчитывалось немало;
был он человеком жёстким и властным, полностью оправдывал свою
фамилию – вынужден были признавать его исключительный
профессионализм.
С первых же дней работы он не стеснялся в открытую говорить о
недостатках, резко диссонируя с общим тоном восторженного
советского патриотизма. В отличие от других, Зверев предпочитал
бороться не с мифическими врагами народами, а с неумелыми
директорами и нерасторопными финансистами. Он отстаивал строгий
режим экономии, добивался ликвидации потерь продукции, воевал с
монополизмом.
Зверев – один из немногих, кто осмеливался спорить с самим
Сталиным, и нередко вождь с ним соглашался.
В своих мемуарах нарком-министр торговли СССР Павлов (не путать с
ГКЧПистом!) приводит один такой случай. В начале 1950-х Великий
кормчий приказал Звереву обложить колхозы дополнительными
налогами.
«Сталин полушутя-полусерьезно сказал ему:
– Достаточно колхознику курицу продать, чтобы утешить
Министерство финансов.
– К сожалению, товарищ Сталин, это далеко не так, –
некоторым колхозникам, чтобы уплатить налог, не хватило бы и
коровы, – ответил Зверев.
Сталину ответ не понравился, он оборвал министра и сказал, что он,
Зверев, не знает истинного положения дел (…) и повесил
трубку… Занятая Зверевым позиция, как и следовало ожидать,
вызвала раздражение Сталина.»
Гнев вождя – это было очень и очень серьезно; все знали, что
Сталин скор на расправу и боялись его до рези в желудке. Тем не
менее Зверев настоял на своём. Была создана целая комиссия в ЦК.
Она подробно разбирала все «за» и «против», многие откровенно
мандраживали, но Зверев привёл такие неубиваемые аргументы, что
Сталин в итоге вынужден был признать его правоту. Более того, он
согласился урезать прежний сельхозналог на одну треть…
Уже с середины войны Зверев начал постепенно восстанавливать
экономику страны. За счёт режима жесточайшей экономии он добился
бездефицитного бюджета на 1944 и 1945 годы и полностью отказался от
эмиссии.
И всё равно – к победному маю в руинах лежала не только
половина страны, но и вся советская экономика.
Без полноценной реформы – обойтись было никак невозможно; на
руках у населения скопилось слишком много денег; почти 74 миллиарда
рублей – в 4 раза больше, чем было до войны.
То, что сделал Зверев – ни до него, ни после повторить ещё не
удалось никому; в рекордные сроки, за одну лишь неделю, из оборота
было изъято три четверти всей денежной массы. И это – без
каких-либо серьёзных потрясений и катаклизмов.
Спросите у стариков, какая из реформ – Зверева, Павлова или
Гайдара – запомнилась им больше всего; ответ –
предрешён заранее.
Обмен старых рублей на новые проводился с 16-го декабря 1947-го в
течении недели. Деньги меняли без каких-либо ограничений, из
расчёта один к десяти (новый рубль за старую десятку); хотя
понятно, что большие суммы моментально привлекали внимание людей в
штатском. С этим были связаны многочисленные махинации, когда
работники торговли и общепита, спекулянты, чёрные маклеры
легализовывали свои капиталы, скупая в огромном количестве товары и
продукты.
Несмотря на то, что подготовка к реформе держалась в секрете (сам
Зверев, согласно легенде, даже запер в ванной собственную жену, и
приказал сделать то же заместителям), полностью избежать утечек не
удалось.
Накануне обмена в столичных магазинах было раскуплено большинство
товаров. В ресторанах – стоял дым коромыслом; денег никто не
считал. Даже в Узбекистане с прилавков смели последние запасы
неходовых прежде тюбетеек.
У сберкасс – выстроились очереди; при том, что вклады
переоценивались вполне гуманно. До 3 тысяч рублей – один к
одному; до 10 тысяч – с уменьшением на одну треть; свыше 10
тысяч – один к двум.
Впрочем, в основной своей массе люди пережили реформу спокойно; у
среднестатистического советского гражданина – больших денег
отродясь не водилось, да и к любым испытаниям он давно привык.
«При проведении денежной реформы требуются известные жертвы.
– писалось в постановлении Совмина и ЦК ВКП (б) от 14 декабря
1947-го, – Большую часть жертв государство берёт на себя. Но
надо, чтобы часть жертв приняло на себя и население, тем более, что
это будет последняя жертва.»
Одновременно с реформой власти отменили карточную систему и
нормирование; хотя в Англии, например, карточки продержались аж до
начала 1950-х. По настоянию Зверева цены на основные товары и
продукты были сохранены на уровне пайковых. (Другое дело, что
прежде – их успели поднять.) В результате – продукты
резко стали дешеветь и на колхозных рынках.
Если в конце ноября 1947 года килограмм рыночной картошки в Москве
и Горьком стоил 6 рублей, то после реформы он упал до рубля
семидесяти и рубля девяносто соответственно. В Свердловске литр
молока прежде продавали по 18 рублей, теперь – по 6. Вдвое
подешевела говядина.
Между прочим, перемены к лучшему этим не закончились. Ежегодно и
почему-то 1 апреля (эта традиция будет нарушена лишь в 1991-м)
правительство опускало цены (Павлов же с Горбачевым, наоборот, их
подняли). С 1947 по 1953 годы цены на говядину снизились в 2,4
раза, на молоко – в 1,3 раза, на сливочное масло – в
2,3 раза. В общей массе продовольственная корзина подешевела за это
время в 1,75 раза; даром, что ни в какое сравнение не шла с той,
что уже в наше время установит Ельцин. В смысле – сталинская
корзина была гораздо вместительнее.
Зная всё это, очень занятно слушать сегодня либеральных
публицистов, рассказывающих ужасы про послевоенную экономику. Нет,
жизнь в те времена изобилием и сытостью, конечно, не отличалась.
Вопрос только, с чем сравнивать.
И в Англии, и во Франции, и в Германии – да вообще, в Европе
– было в финансовом смысле ещё тяжелее. Из всех воевавших
стран Россия первой сумела восстановить своё хозяйство и оздоровить
денежную систему; и в этом – несомненная заслуга министра
Зверева, забытого героя забытой эпохи…
Уже к 1950 году национальный доход СССР вырос практически вдвое, а
реальный уровень средней зарплаты – в 2,5 раза, превысив даже
довоенные показатели.
Наведя порядок в финансах, Зверев приступил к следующему этапу
реформы; к укреплению валюты. В 1950 году рубль был переведён на
золотую основу; его приравняли к 0,22 граммам чистого золота.
(Грамм, стало быть, стоил 4 рубля 45 копеек.)
В те времена популярнейшая басня Сергея Михалкова «Рубль и доллар»
(он написал её в 1952-м) о встрече двух противоборствующих валют
звучала на полном серьёзе, безо всякой иронии:
«…И всем врагам назло я крепну год от года.
А ну, посторонись – Советский рубль идёт!»
Зверев не только укрепил рубль, но и снизил его отношение к
доллару. Раньше курс был 5 рублей 30 копеек, теперь стал –
ровно четыре. Вплоть до следующей денежной реформы 1961 года эта
котировка сохранялась в неизменности.
К проведению новой реформы Зверев тоже долго готовился, но
осуществить её не успел. В 1960-м, из-за тяжелой болезни он был
вынужден выйти в отставку, поставив таким образом своеобразный
рекорд политического долголетия: 22 года – в кресле главного
финансиста страны.
22 года – это целая эпоха; от Чкалова до Гагарина. Эпоха,
которая могла сложиться намного тяжелей и голоднее, если бы не
Арсений Зверев… (с)
http://tukan366.livejournal.com/108187.html