Приснился Василию удивительный сон. Будто идёт он по осеннему
лесу, по жёлтым и красным листьям как по мягкому ковру. Мягко так
ступает. Светит солнышко, и так ему легко и радостно, что хочется
петь.
Приснился Василию удивительный сон. Будто идёт он по осеннему
лесу, по жёлтым и красным листьям как по мягкому ковру. Мягко так
ступает. Светит солнышко, и так ему легко и радостно, что хочется
петь.
А навстречу ему идёт толстая, румяная баба в длинном сарафане цвета
российского флага, тащит за собой сумку-каталку с проблесковым
маячком и светится вся фиолетовым сиянием. Вася оробел, снял шапку
и на всякий случай перекрестился. Вот они встретились. Он молча
переминался с ноги на ногу, не решаясь заговорить первым. Баба тоже
остановилась и стала его пристально разглядывать через пенсне на
палочке.
— Почто молчишь как немой, али манерам не обучен? – спросила
она строгим голосом.
— Здравствуйте барыня, их хайсе Вася Смердюков, — очнулся Василий,
вспомнив далёкие школьные годы.
Баба поинтересовалась, знает ли он, кто она такая. И когда Вася, не
раздумывая брякнул – Фаина Раневская, громко от души
расхохоталась.
— Это же надо свою родную российскую власть не узнать, с какой-то
актрисой перепутать, совсем народ одурел, — веселилась она. Потом
промокнула глаза белым кружевным платочком и начала его пытливо
расспрашивать.
Василий отвечал односложно, но правдиво как на духу, что окончил
школу, ПТУ, служил в армии в Афганистане, работал на стройке, на
БАМе, женился. Ребёнок умер при родах. В павловские и гайдаровские
реформы сгорели все сбережения. А потом жена заболела. На врачей и
лекарства уходили все деньги. Когда на стройке появились таджики и
его уволили, денег совсем не стало, и жена тоже умерла. Что живёт
он теперь в маленькой квартире на окраине Москвы вдвоём с
престарелой матушкой на редкие его случайные заработки и скромную
её пенсию. Что на митинги не ходит по убеждению, а не из-за
отсутствия денег на проезд. Голосовал за власть. А в лес пришёл для
заготовки грибов, чтобы зимой не умереть с голоду.
— Жалко мне тебя, Васенька, растрогал ты меня до слёз, ведь вы все
для меня как кровиночки родные, — сокрушенно вздохнула
барыня-власть и снова принялась вытирать повлажневшие глаза, —
помогу, чем могу, только денег не спрашивай. Кризис сейчас
экономический, бюджет, понимаешь, потрескивает. Чиновников надо
кормить с их родственниками, силовиков, депутатов. Банкам помочь с
капитализацией, а то, неровен час, все грохнутся. И космос просит,
и наука. Поверь, на пенсии, медицину, образование и культуру совсем
ничего не остаётся. Приходится там буквально все урезать. В одном
только Вася ты можешь не сомневаться, что на олимпиады,
универсиады, чемпионаты и разного рода саммиты у нас с тобой денег
хватит, и футбольный стадион в Питере мы построим обязательно, и
честь страны не посрамим. Короче проси, чего хочешь.
Вася ей поверил. Барыня говорила проникновенно, задушевно, можно
сказать, сопереживая, и его это тронуло. Он сказал, что ему нужна
работа на стройке, лучше мастером, но сойдёт любая. Дело в том, что
оплата ЖКХ выросла за последние два месяца в полтора раза и если
дело так дальше пойдёт, то они с матерью вряд ли выживут. В
конторах сидят наглые бабы, которые стали приписывать им
сумасшедший расход горячей воды аккурат после 1 сентября. Тарифы в
квитанции ставят правильно, а объём завышают в три-четыре раза. И
нет на них никакой управы. Сидят все в золоте, и говорят — ставьте
счётчик, а у нас на счётчик нет денег, и трубы полвека никто не
менял. К ним прикоснуться страшно. А у кого есть счётчики, тех тоже
обсчитывают.
Власть слегка поправила на плечах цветастую шёлковую шаль, повела
плечами и задумчиво произнесла:
— Тёток твоих, я, конечно, могу подровнять, но не в этом году.
Пусть пока нахапают побольше, а мы их потом прищучим. Понаблюдаем
пока, из-за засады годок-другой, пока люди терпят. А что касается
работы, то не моя это номенклатура – мастер на стройке. Вот
министр, или замминистра, другое дело. Хочешь, Вась, министром
попробовать, а? Затем она достала из сумки и протянула ему большое
красное яблоко.
— Благодарствую, но какой из меня, рядового запаса, министр? Да и
грамотёшки не хватает, — засмущался Смердюков, засовывая яблоко в
карман.
— Грамотность излишняя только мешает принятию волевых решений, а
что до воинского звания, так у меня без малого твой однофамилец,
директор мебельного магазина, лейтенант запаса несколько лет
министерством обороны руководил, и ничего, справился, во всяком
случае, у меня лично претензий к нему нет.
— Так может быть у него какие-то способности особенные,
напористость, хватка?
— Да нет, ничего особенного – хватка как у всех. Это навык, а
он приобретается. Любая слепая моль смотрит соколом, когда за ней
сила. А ободранная шавка отбирает добычу у льва, если за ней стоит
власть.
Смердюков бестолково пожимал плечами и мычал что-то
нечленораздельное.
— Значит, не хочешь в министры, упираешься. Зря. Дурак ты, Василий,
— отрезала барыня и вынула из кармашка сумки-каталки мобильный
телефон. Переговорив с кем-то пару минут, она спрятала его обратно
и приветливо улыбнулась,
— Пляши, Вася! Нашла я тебе доходное место. Через двадцать минут
освободится. Его там оперативники расчищают. Везёт тебе, однако,
строитель БАМа. Оказаться в нужное время там, где надо это, братец,
– тоже талант.
— Служу Советскому Союзу! – ни с того ни с сего выпалил
Смердюков, и лихо сбацал цыганочку.
— Молодец, но сейчас говорят – России. Ты в договорах,
что-нибудь соображаешь? Хотя тебе это сосем не обязательно. Будешь
руководить управлением в Департаменте имущества. Первое время на
городском уровне, а там посмотрим. Ты мужик, тихий, деликатный.
Покладистый. Нам такие люди тоже нужны. Достали меня безбашенные
рвачи и неформальные казнокрады. Я от них устаю очень и выгляжу
плохо в глазах общественности. Ну, мне пора, Васенька. Через пару
недель с тобой свяжутся мои люди и всё устроят. Будешь ты у меня,
бедолага, как сыр в масле кататься. Только веди себя правильно,
присматривайся, прислушивайся, если, что не так — стучи, то есть
звони. Ну, всё, до скорого. Мне пора кормить своих медвежат.
Прощай, будь умницей и подтяни немецкий.
— До свидания, ваше сиятельство, — пролепетал, согнувшийся в три
погибели Смердюков и попытался поцеловать даме подол её
сарафана.
Она гордо прошла мимо подобострастно припавшего к земле Василия,
направляясь в глубь леса в стремительных фиолетовых бликах мигалки.
Сумка-каталка катилась за ней, подскакивая на бугорках, и громко
крякала, периодически издавая леденящий душу вой сирены.
Смердюков был потрясён фиолетовым великолепием власти. Он лежал на
земле и истово рыдал. Всё его щуплое тело было преисполнено
чувством восхищения и благодарности за то, что она соизволила
снизойти до него, ничтожного маленького человечка. И ведь не только
снизошла, а выслушала и пообещала. Постепенно прилив счастья
сменился чувством ровной, глубокой радости, и Вася незаметно
уснул.
Проснулся он от того, что на его голову упал с потолка большой
кусок штукатурки. По стене пробежала трещина. Ветхий дом, в котором
они жили с матушкой начал разваливаться. Ну и что, пусть всё
рушится, зато я теперь с властью на короткой ноге, — подумал
Смердюков, ощупывая пробитую голову, и перевернулся на другой
бок.
http://argumentiru.com/economics/2012/11/216256?type=all#fulltext