признание в любви к девяностым

признание в любви к девяностым

Когда-то мы с друзьями любили повторять: «При Ельцине порядок
был. Такого бардака, как теперь, не было». И нам это казалось
смешной шуткой, а моему нынешнему собеседнику это вообще шуткой не
кажется.

признание в любви к девяностым

Когда-то мы с друзьями любили повторять: «При Ельцине порядок
был. Такого бардака, как теперь, не было». И нам это казалось
смешной шуткой, а моему нынешнему собеседнику это вообще шуткой не
кажется.

Иван Давыдов о круговороте бандитов и полицейских

Я вышел из самолета и начал вмерзать в Россию. В России холодно.
Холоднее даже, чем в Москве. Проскочил через здание аэропорта,
отправился искать такси, нашел. Таксист не такой, как его собратья
в московском аэропорту. Таксист вежлив и жаден умеренно. Едем.

Таксист ощущает, видимо, что нужно меня развлекать, и начинает
великосветскую беседу. Погода. Морозы. Зима будет холодной.
Говорят. Хотя она уже холодная. Но будет еще холодней. Обещают
сорок. На сорокаградусном морозе машину не заведешь. И непонятно,
как тогда жить.

У нас пробки. Вот видите, пробка. Хотя вы же из Москвы. Вот у вас
пробки. Настоящие пробки. Непонятно, как по ней ездить вообще, по
Москве. И зачем. Когда есть такое отличное метро.

Я соглашаюсь. И, правда ведь, непонятно.

А он неожиданно взрывается:

— Нет, а чего вы хотите, когда ФСБ у власти?!

Говоря откровенно, я хочу только спать, но понимаю, что мой
собеседник, занимавший меня до того беседой о сравнительных
особенностях езды по улицам в различных городах отечества, думал
все это время о чем-то своем. Серьезно, крепко думал. Он вообще
серьезный такой, крепкий. Как все здесь.

— Вот, говорят, девяностые, бандитизм. Да, и у нас там стояли. Ну,
держали. Понимаете? Контролировали работу нашу. То есть, конечно,
запросто приехать нельзя было. Платили им. Суровые ребята.

Он щеголяет названием известной на всю страну организованной
преступной группировки. В советские времена, впрочем, это было имя
завода, но мы не лезем в дебри.

— Суровые, да, но с понятиями. Лишнего не брали. Сами жили и людям
давали заработать. Между прочим, отрабатывали честно. Ну, то есть,
если наедет кто, только свистни. Подъедут, поговорят, и все.

На самом деле, конечно, он выражается крепче, но смысл я передаю
точно.

— На общак заставляли скидываться. Не на свой – это само
собой, — на наш. Чтобы у нас тоже был. Удобно. Если случилось у
тебя, — пошел, объяснил, сразу денег давали. Типа как кредит. Но
без процентов. Ну, если в срок вернуть. Нормально было. Я вот
сейчас понимаю, что нормально. А потом что?

Я не знаю, что потом, и он, выдержав должную паузу, продолжает:

— А потом Путин. И все, сразу. Вытеснили их. Ребята бритые
перестали к нам ездить. Вместо них менты теперь. Менты поняли, что
их теперь время. Да. Ментам платим. Но вы понимаете – это же
другой мир. У мента понятий нет. Мент о других не думает. У мента
мысль – жрать в одну харю. Все ему. И порядка нет. Какой у
ментов порядок? Один приехал – дай. А через полчаса другой
приехал – тоже дай. И жаловаться не пойдешь. Куда идти-то
– ментам на ментов жаловаться?

Мы, конечно, на братков злились. А зря. Мы просто не знали, как при
ментах будет.

Он вдруг замечает, что я заинтересовался по-настоящему. Ловит
взгляд. То есть что-то такое, наверное, чувствуется. Угроза. Явно
ведь, я болтлив и могу его историю другим пересказать.

— Это я, — опасливо поясняет он, — фигурально, конечно,
выражаюсь.

Я понимаю. Понимаю, что главное – не простой рассказ о
полицейской коррупции. Ну, какая в нем новость? Зимой в России
холодно. Полицейские занимают место бандитов. Не только зимой
причем. Круглогодично.

И даже не внезапное это признание в любви к девяностым, хотя,
казалось бы, как этой любви уцелеть, когда все телеканалы, все
государственные люди из всех калибров проклятые девяностые бомбят,
как будто сами в них не жили, как будто самозародились из каких-то
прекрасных субстанций в начале нового века или спустились на наше
дно из небесного Санкт-Петербурга, утратив по пути свои белые
крылья, но не ангельскую сущность.

Когда-то мы с друзьями любили повторять: «При Ельцине порядок был.
Такого бардака, как теперь, не было». И нам это казалось смешной
шуткой, а моему нынешнему собеседнику это вообще шуткой не
кажется.

Более того, я-то понимаю, что он, как и положено мифотворцу,
идеализирует прошлое, изобретая золотой век там, где на самом деле
бродили суровые неандертальцы с дубинами. Едва ли так уж сладко ему
жилось среди благородных бандитов.

Но я еще я понимаю вот что. Я сейчас, записывая по памяти нашу
беседу, не знаю еще, о чем будет говорить Путин с народом. Какие
найдет слова, какие подведет итоги и какие пообещает перспективы.
Но главный итог не его даже царствования, а всей короткой истории
новой России – вот он. Главный итог в том, что простой этот
работяга естественным считает порядок вещей, при котором его
обязательно кто-то обирает. И ему даже в голову не может прийти,
что возможна ситуация, в которой вообще не нужно платить
какой-нибудь крыше.
http://svpressa.ru/society/article/62306/

Без рубрики .