«Начало ночи с 8 на 9 декабря кое-кто из тех, кого называют
лидерами оппозиции, предпочел бы забыть. И забывали — вплоть
до интервью The New Times, когда готовился этот материал. Фраза
звучит так: «Сейчас я вам скажу ужасную вещь: когда уже все было
решено и подписано, открылась дверь, и в кабинет вошел Громов».
Алексей Громов — это нынешний первый заместитель, а в декабре
2011-го — просто заместитель главы администрации президента
РФ. «Дверь» и «кабинет» — тогдашнего и нынешнего заместителя
мэра Москвы Александра Горбенко, в круг обязанностей которого
входят массовые мероприятия в столице России.»
«Начало ночи с 8 на 9 декабря кое-кто из тех, кого называют
лидерами оппозиции, предпочел бы забыть. И забывали — вплоть
до интервью The New Times, когда готовился этот материал. Фраза
звучит так: «Сейчас я вам скажу ужасную вещь: когда уже все было
решено и подписано, открылась дверь, и в кабинет вошел Громов».
Алексей Громов — это нынешний первый заместитель, а в декабре
2011-го — просто заместитель главы администрации президента
РФ. «Дверь» и «кабинет» — тогдашнего и нынешнего заместителя
мэра Москвы Александра Горбенко, в круг обязанностей которого
входят массовые мероприятия в столице России.»
Люди в кадре за большим прямоугольным столом в кабинете вице-мэра:
сам Горбенко (он во главе стола), Владимир Колокольцев, глава ГУВД
Москвы, Василий Олейник, замруководителя Департамента региональной
безопасности Москвы, Гульнара Пенькова — пресс-секретарь
мэра, а до этого сотрудник пресс-службы Кремля, Владимир Рыжков
— один из лидеров оппозиционного ПАРНАСа, еще депутат Госдумы
Геннадий Гудков (впрочем, он этого не помнит), главный редактор
«Эха Москвы» Алексей Венедиктов и журналист Сергей Пархоменко
— именно ему принадлежит приведенное выше и весьма
неожиданное откровение. Алексей Громов расположился на свободном
стуле напротив вице-мэра. Предмет разговора за столом —
перенос митинга 10 декабря 2011 года с площади Революции на
Болотную.
Впрочем, все по порядку.
Заявку на 10 декабря чета Удальцовых (Левый фронт) и Надежда
Митюшкина («Солидарность») подали заранее, еще до выборов.
Численность, указанная в заявке, была 300 человек — на
большее и не рассчитывали. Но потом были Чистые, шествие к ЦИКу,
закончившееся арестом около трехсот человек, включая Навального и
Яшина, несанкционированный митинг на Триумфальной площади: там, по
официальным данным, были задержаны 569 человек, многие, как
известный светский обозреватель Божена Рынска, — впервые. Там
же зажглась звезда и Светы из Иванова: она была на той стороне, где
били в барабаны активисты «Наших». Жестче ОМОН, защищавший
барабанщиц от москвичей, работал только потом в мае, на Болотной.
Илья Клишин, корреспондент тогдашнего интернет-портала
openspace.ru, в автозак счастливо не попал: «Вернулся домой, нашел
в интернете заметку, что власти согласовали митинг на площади
Революции, поинтересовался у друзей, есть ли на Facebook event
(страница) митинга, и с удивлением узнал: нет». Это было в ночь с 6
на 7 декабря. К утру на странице митинга о своем решении прийти на
площадь Революции заявили уже 10 тыс. человек. «Меня разбудили
иностранные журналисты с вопросом: не я ли организовываю революцию
в России?» — вспоминает сейчас Клишин.
В тот же день власти города сообщили, что прорвало подземные воды
под Китай-городом, и рядом с памятником Карлу Марксу появились
ограждения с табличками «Мосводоканал» (The New Times тогда тут же
выяснил, что с подземными водами было все не хуже, чем было еще
накануне): согласовывать митинг в шаговой доступности до зданий
ФСБ, ЦИКа и администрации президента власти города явно не хотели.
Но и как отказать — не знали. В социальных сетях меж тем
кипела работа: «Когда мы поняли, что на митинг придет больше 50
тыс. человек, которых через два металлоискателя будут пропускать на
площадь Революции, нам стало ясно — это обернется Ходынкой. И
меня это пугало гораздо больше, чем любой спецназ», —
рассказывает Пархоменко. Что касается спецназа, то о том The New
Times сообщил за два дня до митинга источник в силовых органах:
опасаясь чуть ли не штурма Кремля, власти собирались перекрыть
площадь по периметру, пропустив на митинг заявленные 300 человек, и
отсечь остальные тысячи.
Дальше события развивались стремительно. 7 декабря в кафе
«Шоколадница» неподалеку от метро «Третьяковская» Пархоменко
договаривается о совместных действиях с Владимиром Рыжковым и
Борисом Немцовым. На следующий день Алексей Венедиктов (тогда член
Общественного совета при ГУВД) встречается с главой московской
полиции Владимиром Колокольцевым. «Он пригласил меня как человека,
который занимается наблюдением за массовыми мероприятиями, и
спросил мою оценку ситуации, — рассказал Венедиктов в
интервью The New Times. — Я к этому времени уже посмотрел все
материалы по Чистым прудам — газеты, интернет, — и мне
представилось, что мы можем иметь в Москве митинг в несколько
десятков тысяч человек, хотя тогда это и казалось фантастическим».
Потом Венедиктов позвонил вице-мэру Александру Горбенко, с которым
познакомился еще в то время, когда тот был генеральным директором
«Российской газеты». «Я ему сказал, что в моем представлении на
площади Революции может быть свалка — не политическая, а
технологическая, — говорит Венедиктов. — На что
Горбенко спросил меня: а кто, собственно, заявители и организаторы?
И не могу ли я им (Борису Немцову и Владимиру Рыжкову) дать его
мобильный телефон, а ему — их? Я сказал: «Я все могу».
«Мне позвонил Горбенко, которого я давно знаю, еще с 90-х годов. Он
сказал, что возникла проблема — слишком много людей
записывается в социальных сетях на площадь Революции, может
возникнуть давка, — вспоминает Рыжков. — Горбенко
сказал мне, что не может найти Немцова, чтобы обсудить с ним
ситуацию». Борис Немцов в то время был в Нижнем Новгороде и
вернулся в Москву лишь поздним вечером 8 декабря: ровно поэтому его
и не было на встрече в мэрии Москвы 8 декабря. О том, что в числе
участников обсуждения оказался и заместитель главы администрации
президента Алексей Громов, он тоже не знал — узнал от
корреспондента The New Times только сейчас, и информацией этой был
крайне удивлен: «Они (Рыжков и Пархоменко) мне о Громове ни слова
не сказали». Горбенко высказал Немцову те же опасения, что и его
коллегам по оппозиции: «Я-то вижу по фейсбуку, что будут десятки
тысяч, а ты мне заявку на 300 человек». Причем он (Горбенко)
исходил из цифры, что больше десяти тысяч — это катастрофа»,
— рассказывает Немцов. Он утверждает, что довольно быстро в
ходе серии телефонных переговоров удалось договориться о переносе
митинга на Болотную. Спорили лишь о том, как быть с теми
демонстрантами, кто все-таки придет на площадь Революции. «И
несмотря на дикие проблемы, проблемы чисто административные, я
убедил его разрешить нам провести марш от площади Революции до
Болотной, — говорит Немцов. — Это был единственный марш
по центру Москвы, вплоть до стен Кремля». «Колокольцев сказал: есть
единственное, против чего я буду протестовать, — это проход
через Красную площадь», — вспоминает Пархоменко обсуждение
логистики того, как тех, кто все-таки придет 10 декабря на площадь
Революции, безопасно доставить до Болотной площади. — «Туда
мы постараемся никого не пустить», — сказал Колокольцев. Что
касается всех остальных маршрутов, можно идти через Лубянку,
Ильинку — так и произошло».
Однако заявителям митинга, как и всем остальным, об этих
переговорах ничего не было известно. Заявители митинга (все еще на
площади Революции) Надежда Митюшкина и Анастасия Удальцова (Сергей
Удальцов в это время отбывал свой очередной арест) весь день 8
декабря провели в здании правительства Москвы на Новом Арбате, где
их уговаривали перенести митинг на Болотную. На что они не
соглашались: было совершенно не понятно, ни как оповестить десятки
тысяч людей о новом месте митинга, ни что делать с теми, кто придет
к памятнику Карлу Марксу.
Главные же «тёрки» тем же вечером шли на Тверской, 13, в том самом
кабинете Александра Горбенко, с которого мы начали этот рассказ, и
продолжались несколько часов — пока не закончились обильной
выпивкой и всеобщим удовлетворением. «Здесь дверь, здесь вход в
какие-то тайные комнаты, смысл которых мне неизвестен, куда время
от времени удалялся Горбенко, здесь стоит длинный стол, за которым
мы сидим, здесь стол начальника с телефонами», — рисовал по
нашей просьбе план кабинета вице-мэра Сергей Пархоменко во время
интервью в редакции The New Times. «Колокольцев сразу отнесся к
нашей информации (о том, что на митинг придут десятки тысяч
человек. — The New Times) с чрезвычайным пониманием. Так же и
Олейник. А Горбенко дольше всех упирался и объяснял, что ничего
страшного, справимся», — уверяет Сергей Пархоменко. За
несколько часов договорились: митинг переносят на Болотную площадь,
людям, которые все-таки окажутся на площади Революции, дадут
возможность пройти до Болотной, если кто-то (читай: Лимонов)
захочет остаться на площади Революции, его задерживать не
будут».
С какой целью «на огонек» заглянул Громов? «Вошел с какими-то
словами, что он был у Собянина, шел мимо и так далее. Это означает,
что, видимо, он и был тем самым человеком, с которым по ходу
переговоров поддерживал отношения Горбенко, — вспоминает
Пархоменко. — Громов сел за стол и вел какой-то не
относящийся к делу разговор. Мне кажется, он хотел убедиться, что
все происходит ровно так, как рассказывает ему Горбенко». «Алексей
Громов просто заехал посмотреть, как идут переговоры с мэрией, сам
он активно в них не участвовал, — подтверждает Владимир
Рыжков. — Он сказал, что это дело города — пусть город
решает. Видимо, его просто послали, чтобы он сообщил, как идут
переговоры», — рассказал он.
«Мне позвонил Горбенко — я сидел на работе — он
говорит: слушай, приезжай, мы тут обо всем договорились, —
вспоминает Венедиктов. — Я привез с собой вискарь. Выпили. И
с Громовым тоже. Поскольку мне было сказано, что «мы договорились»,
— я решил, что это дело нужно обмыть». (The New Times
отправил вице-мэру А. Горбенко и заместителю главы администрации
президента А. Громову просьбу дать комментарий. Однако ответа мы не
получили.)
В середине ночи 9 декабря в сети был вывешен документ за №
07-23-169 мэрии Москвы, из которого стало ясно: митинга на площади
Революции не будет. Илья Клишин поменял название страницы в
Facebook на «Суббота на Болотной площади». «Пришлось ответить
больше чем на тысячу сообщений о том, что митинг действительно
перенесли, что страницу не взломали, что митинг согласован»,
— рассказывает Клишин. Какие только обвинения не сыпались на
головы переговорщиков: их называли «предателями», их обвиняли в
том, что они «слили протест», что вели переговоры за спиной у всех,
в том числе и заявителей акции. Кулуарность переговоров —
хотя и ко всеобщему благу — покоробила, если — не
оскорбила. Трещина недоверия — она прошла по телу протеста
именно в ту ночь и не может затянуться до сих пор».
Полностью здесь: http://newtimes.ru/articles/detail/60591
http://starshinazapasa.livejournal.com/501365.html