Писатель Денис Гуцко: как обывателя сделать оппозиционером
Писатель Денис Гуцко: как обывателя сделать
оппозиционером
Стало быть, не сбылось оптимистическое предсказание насчет
протестной активности — и это действительно очень грустно.
Грустно прежде всего потому, что для эпохи реакции всегда
характерна общественная пассивность, но это бы полбеды. Сегодняшняя
пассивность имеет особо злокачественный характер именно потому, что
в основе ее отнюдь не лояльность, не преданность Путину, не восторг
от текущего положения дел. В основе ее — «чума на оба ваши
дома», пассивное злорадство, любопытствующее ожидание, кто первым
обгадится.
Разговоры о том, что подавляющему большинству населения стало при
Путине значительно легче жить, могут вестись только людьми, которые
в самом деле давно не выезжали из Москвы. Кроме того, «легче жить»
— не значит «легче дышать»: народу — и интеллигенции
как его наиболее активной части — небезразлична атмосфера в
обществе. Но эта атмосфера действует, проникает в легкие, разлагает
умы — и потому сегодняшний тренд заключается в бесполезности
всякого действия: сегодня на гребне будет не тот, кто говорит, а
тот, кто молчит, не действующий, а выжидающий, не принадлежащий к
конкретному стану, а отважно критикующий с дивана всех и вся.
Разумеется, такая позиция на практике равна присоединению к
сильнейшему — но власть ведь тоже не назовешь сильной: у нее
свой кризис, независимый от протестного движения. Пусть тысячу раз
не правы мы все, выходящие на марши или трибуны, — но
независимо от наших мнений действующая политическая система близка
к коллапсу, популярность ее падает, а рейтинг обеспечен лишь
массовым страхом перед любыми переменами. У нас это, к сожалению, в
крови. И в этом принципиальное отличие нового застоя от
семидесятых: тогда существовал высмеянный Михаилом Мишиным
всенародный пассивный «одобрямс». Сегодня существует «ждемс»
— совсем неодобрительный и куда менее симпатичный, поскольку
злорадство вообще не принадлежит к числу человеческих добродетелей.
Этот «ждемс» тотален и равно готов разразиться волной довольно
рабских по сути смешков в ответ на любое событие, будь то полет
Путина с журавлями или Марш миллионов, встреча Путина с Машей
Гессен или встреча Навального с Удальцовым. Среда «ждемса» не
предполагает никакой общности — тут каждый сам за себя; это
отражение ситуации, когда ни с одной общественной силой нельзя
солидаризироваться. Сегодня делать что-либо — вернейший путь
к поражению. Лучший способ показаться умным — ничего не
говорить. Простейший способ стать пророком — предсказывать
крах любому начинанию. Гарантия нравственной чистоты —
абсолютное бездействие. Короче, у всех реакционных эпох есть общая
доминанта: если героями пограничных, революционных либо попросту
бурных времен становятся люди действия — пассионарии, в
антинаучной терминологии Гумилева, — то в эпохи реакции
приходит время Молчацких. Они ничем не рискуют, как Молчалины, и
всех ругают, как Чацкие. А потом приходят катастрофы — пусть
сегодня они, с поправкой на масштаб эпохи и страны, будут не
особенно разрушительны. Кто-то их вообще не заметит, так и
продолжит брюзжать, тысячу раз назвав крахом любую чужую победу и
не заметив собственной гибели.
Я буду счастлив оказаться плохим пророком. Но не окажусь. Потому
что уже сегодня число людей, готовых делать хоть что-то — не
важно, охранительное или протестное, — скукоживается на
глазах, отравляется сепсисом тотального скепсиса. И самое странное,
что этот коллективный «ждемс» кажется мне гораздо хуже не только
оппозиции, но и Путина. Страшно сказать: я даже начинаю
сочувствовать Путину — он хоть что-то делает.
полностью
=============
Писатель Денис Гуцко: как обывателя сделать оппозиционером
Сижу в своем непоколебимо аполитичном Ростове-на-Дону. Читаю
интернет. Про КС, про декабрьский марш без митинга. Про слив
протеста. Про перспективы протеста. Про лозунги: какие
предлагались, какие будут озвучены. Читаю Быкова с Шендеровичем
– их ироничные отповеди брюзгам и привередам. Очень обогащают
комментарии госпожи Собчак – как, оказывается, многогранно
слово «коллега». Изнываю в пробках, ругаюсь на мажоров и
отморозков, для которых не писаны правила. По ночам просыпаюсь
послушать русский рэп: молодежь приехала подкупить алкоголя у
охранников гипермаркета. Смотрю, как вертят беличье колесо мои
знакомые, пытаясь удержаться на привычном уровне. Огрызаются
устало: «Да ничего не изменится. А кто вместо этих? Да другие не
лучше». И снова в интернет, читать про столичный протест.
Пристрастился.
Одни координаторы протеста настаивают, что срочно нужна позитивная
программа, которая сменит митинговые кричалки (в общем, хотелось
бы). Другие морщатся: хватит сопли интеллигентские жевать, власть
боится только массовости (с чем тоже глупо спорить). Но судя по
риторике, и те и другие адресуются к общей аудитории – к тем
самым, энергичным и продвинутым, пассионарным и креативным,
связанным с твиттером и фейсбуком серьезными прочными отношениями.
Это их нужно укрепить позитивной программой, это их решительные
массы вот-вот свергнут российскую клептократию. Фразу: «Историю
делают 5–7% сознательных и активных граждан», – все мы,
заложники очередного русского затишья, заучили как Отче наш.
Слышали бы вы, с какой непередаваемой надеждой произносят это в
Ростове-на-Дону, где активно сознательных, если считать, что все
они отметились на прошлогоднем декабрьском митинге, самом
многочисленном из прошедших под лозунгом «За честные выборы»
– одна… может, две сотых процента.
Короче.
Сижу в своем миллионном обывательском заповеднике, наблюдаю, как
окукливается протест – и не могу взять в толк: кто и зачем
поставил крест на этих миллионах? Почему, с какого хипстерского
бодуна армию обывателей – расквартированную большей частью по
провинциям, но и в Москве представленную не хило, «по умолчанию»
отдают в союзники клептократам? Почему моих знакомых, честных и
умных людей, много работающих и отнюдь не помешанных на тачках и
айфонах, вполне разделяющих недовольство державными воришками, но
не созревших для митингов, разделили на две графы: «Пассивные
путиноиды» и «Мертвый балласт»?
Я сам был таким. Каких-нибудь семь-восемь лет назад. Думал: все
утрясется, дайте спокойно пожить. Пока не уяснил, что спокойно
– значит обреченно. Либо соглашаешься с пайкой, отмеренной
тебе и потомкам твоим до третьего колена. Либо танцуй и доказывай,
что барину есть за что тебя приголубить. Но у каждого свой рубеж,
за которым появляется это «либо – либо». Свой мотив у
каждого, свой темперамент. Те, кто влипли в диваны, не утратили
совесть и чувство родины. Нет. Просто сегодня не их рубеж. И
выводить их за скобки как-то нелепо. Рано их списывать.
Знаете, коллеги, если честно, я не верю, что 5–7 сознательных
процентов из фейсбука способны сменить власть в той усталой
разочарованной России, в которой я живу. Каким бы овощем она ни
выглядела, она не позволит ничего менять, пока ей не докажут, что
другого выхода нет. Прививка девяностых ещё действует. И уральские
работяги действительно приедут гонять бандерлогов. И люди в
обвислых трениках, что матюкаются на брехливый телевизор, выйдут
(бесплатно) с плакатами «Путин! Верим!»
Но главный вопрос не в этом даже. Главное – как вывести из
тупика страну, которая вообще никуда не собирается? Которой
категорически параллельна буза обновлённой интеллигенции. В какое
место приведут перемены, если на местах нет ни существенной
поддержки, ни достаточного числа соратников – искренних и
компетентных? Кажется, девяностые показали, в какое.
Менять нужно, кто бы спорил. И сопли жевать вредно. И времени у
вымирающей и разъезжающейся по заграницам страны совсем немного. А
с учётом национальной разобщённости все может кончиться гораздо
быстрее. Еще при нас.
Согласен с Быковым: умничать можно долго, а дохлую лошадь нужно
оттащить с дороги. И противоборство злу важно прежде всего как путь
личного спасения – а уже потом как шанс изменить историю,
спасти кого-то ещё.
Но ведь и эту дорогу можно замкнуть в кольцо.
Чтобы этого не случилось, чтобы уборка лошади не превратилась в
уморительный сериал, нужно делать ставку не на проценты, а на всю
страну. ИМХО, едрена корень. Бороться нужно за эти – сонные,
но не мёртвые пока ещё души. О такой – настоящей, массовости
думать. К этой аудитории адресоваться. Там всё решится, коллеги:
оторвутся и примкнут – или продолжат голосовать
задницами.
Ну да. Имеет место пассивность. Маргинализированность, о которой
напоминает Юлия Латынина, рассуждая, стоит ли честные выборы
рассматривать как конечную цель. И мещанство стремительно молодеет.
И Света из Иванова – звезда. И что? Почему это приговор, а не
диагноз? Кто решил, что это не лечится?
Банальность, конечно: русская интеллигенция разучилась говорить с
народом.
(Как хотите, но отказаться от этого слова из-за того, что
интеллигенции больше нет – выше моих сил. Хоть слово
оставьте. Бодрит).
Банально, а все же неспроста об этом вспоминается сегодня.
Как выглядела попытка интеллигенции говорить на языке народа в
девяностые – смотрите «Журавли и карлики» Леонида Юзефовича,
глава вторая. Там описывается выступление Елены Боннэр в
Свердловском университете, с политической программой из трёх «На
х..».
Рассказчик горько усмехнулся и подвел резюме:
– С такой вот программой из трех пунктов они всю эту кашу и
заварили.
Сегодня, как и тогда, кашеваров хватает. Объяснить несознательному
народу, ставшему помехой для всеобщего послепутинского счастья,
почему иначе нельзя, и в чем состоит выбор – всем как-то
недосуг. Хочется о свободе и гражданственности – столько ещё
хороших в запасе слов. А они не слушают. Расходятся, странные,
через полчаса.
Проще окучивать сознательных и верить в пять-семь процентов.
Но достучаться до обывателя – на мой взгляд, самая важная и
вовсе не безнадёжная затея.
Увы, на диване сидящих действительно не растормошить митинговыми
кричалками. Хоть за свободу выборов кричи, хоть за свободу выбора.
И программа действий, какой бы ни была она конкретной и позитивной,
не поднимет людей, не осознавших ещё, что действие неизбежно. Что
барин фантазёр, а у холопов нет будущего.
Выход вполне очевиден, по-моему. Достаточно говорить с обывателем о
близком, о важном – об обывательском. О том, например, почему
городские поликлиники из года в год не могут укомплектовать
врачебный штат, и визит к урологу, неврологу, окулисту – это
в лучшем случае на полдня. Или объяснить, почему бригаду гаишников
при ДТП приходится ждать часов по десять, а то и до утра, до новой
смены. Тем, кто хотел бы стать фермером (остались ещё такие?) будет
интересно узнать, почему вот уже несколько зим в Ростовской области
и Краснодарском крае под снегом красуются гектары высохшего
подсолнечника. А родителям абитуриентов – о том, каковы
реальные шансы устроиться по специальности в приличное место с
дипломом распиаренного местного вуза. Ну и так далее. Сюжетов,
способных увлечь диваны – бесконечное множество. Какой ни
раскрути, упрёшься в ясное неоспоримое объяснение: тебе так сложно
и неудобно жить, коллега обыватель, из-за неэффективности тех
высокопоставленных коллег, власть которых держится на твоём
обывательском молчании. За этой неэффективностью, как видишь, стоят
не заговорщики англосаксы, не суровый российский климат, а
коррупция и неадекватность. Исправить это можешь только ты, никто
кроме тебя – нужно только собраться и начать, наконец,
строить другую, удобную и справедливую страну.
Вот как-то так.
В следующий раз поделюсь своей обывательской историей – тем,
как делал ремонт и вселялся в недостроенный дом, который был сдан в
эксплуатацию в прошлом декабре, дабы не нарушать областной жилищной
статистики.
Присоединяйтесь, коллеги. За свободу выбора те, кто хотел, уже
вышел. Давайте приведем остальных. Без них нет смысла
затеваться
http://svpressa.ru/society/article/61442/