Характер социально-экономической реальности, сложившейся в
России за последние 10 лет, не является предметом дискуссии. Все
наблюдатели от Анпилова до Чубайса в России и от Сороса до Саммерса
за рубежом описывают ее приблизительно в одинаковых терминах
— приятельский капитализм, семейный капитализм,
олигархический капитализм, бандитский капитализм. Выбор того или
иного эпитета является вопросом лингвистического вкуса.
Характер социально-экономической реальности, сложившейся в
России за последние 10 лет, не является предметом дискуссии. Все
наблюдатели от Анпилова до Чубайса в России и от Сороса до Саммерса
за рубежом описывают ее приблизительно в одинаковых терминах
— приятельский капитализм, семейный капитализм,
олигархический капитализм, бандитский капитализм. Выбор того или
иного эпитета является вопросом лингвистического вкуса.
Сегодня, когда в стране в очередной раз развернулась решительная и
бескомпромиссная борьба с коррупцией, нелишне напомнить те
очевидные истины, которые я разъяснял экспертному сообществу еще
тринадцать лет назад в своей статье «Путинизм как высшая и
заключительная стадия бандитского капитализма в России»:
«Характер социально-экономической реальности, сложившейся в России
за последние 10 лет, не является предметом дискуссии. Все
наблюдатели от Анпилова до Чубайса в России и от Сороса до Саммерса
за рубежом описывают ее приблизительно в одинаковых терминах
— приятельский капитализм, семейный капитализм,
олигархический капитализм, бандитский капитализм. Выбор того или
иного эпитета является вопросом лингвистического вкуса.
Сути это не меняет. Суть системы заключается в полном слиянии денег
и власти на персональном уровне, когда слово «коррупция» становится
уже неадекватным для описания происходящих явлений. Классическая
коррупция требует наличия двух контрагентов — бизнесмена и
правительственного чиновника, которому бизнесмен дает взятки. Но
российским олигархам (потаниным, березовским, абрамовичам) не надо
было тратить время и деньги на государственных чиновников. Они сами
стали либо высшими государственными деятелями, либо теневыми
фигурами в президентском окружении, обладающими распорядительными
государственными функциями, о чем откровенно и громоглаcно объявили
городу и миру в знаменитом интервью Б. Березовского «Financial
Times» в октябре 1996 года.
Так бесстыдное соитие власти и денег достигло своего логического
завершения.
Даже самые ярые сторонники продолжения кровавой бойни в Чечне
признают, что эта война за Кремль, а не за Кавказ, что решает она
прежде всего проблему наследования власти назначенным ельцинским
кланом преемником.
Наивно ожидать от Путина попыток демонтировать систему бандитского
капитализма, основанного на полном слиянии власти и собственности,
когда знаковые символические фигуры этой системы являются ключевыми
теневыми игроками путинского проекта.
Экономические взгляды Путина весьма смутны, но зато он беспрерывно
и с большим эмоциональным подъемом говорит о необходимости усиления
роли государства. Как человек, всю жизнь проработавший в
полицейских структурах, он, видимо, искренне верит в это как в
панацею для решения всех экономических проблем. Такой подход
неверен в принципе. А в условиях, когда государство приватизировано
властесобственниками, усиление роли такого государства просто
катастрофично.
Но довольно о Путине. В конце концов, это достаточно случайная
фигура. Не было бы Путина, нашелся бы Пупкин. Важен путинизм, то
есть тот набор средств, который использует власть для своего
воспроизводства.
Путинизм — это высшая и заключительная стадия бандитского
капитализма в России.
Путинизм — это война, это — наступление на свободу
слова, информационное зомбирование, это изоляция от внешнего мира и
дальнейшая экономическая деградация.
Путинизм — это (воспользуемся излюбленной лексикой г-на и.о.
президента) контрольный выстрел в голову России. Такое вот
наследство оставил нам Борис Николаевич Гинденбург».
Прошедшие годы все подтвердили — и анализ ельцинской эпохи, и
прогноз путинского правления. Как признают уже
околоправительственные эксперты, курс, которым ведет страну
сегодняшняя власть, – это национальная смерть русского
народа.
Одним из тех, кто кровавой осенью 1999-го вел Путина к власти через
поход Басаева в Дагестан, взрывы домов в Москве и Волгодонске,
«учения» в Рязани, был преуспевающий и модный политтехнолог
Павловский. Чувствуя кожей неприятный холодок неминуемой расплаты,
он переквалифицировался в наши дни в «конструктивного критика
власти» и косноязычно пересказывает мои статьи тринадцатилетней
давности:
«Да, все новые и новые подробности выясняются, заметьте, во все
более сужающемся, на самом деле, секторе… И, собственно говоря,
там не взятки и не откаты, а там просто манипуляция бюджетными
статьями. Это, ведь, не взятки, в основном…
Самый обычный дележ. Это самое интересное, можно сказать, в нашей
высшей политике – это именно необычный дележ. Если бы у нас
был обычный дележ денежных потоков, то мы бы просто были бы богатой
страной сейчас. А он у нас очень необычный дележ, и, к сожалению,
он вмонтирован в самое ядро нашей экономики. Если вынуть это ядро,
то она в нынешнем виде перестанет работать, исчезнет всякая
мотивация. Наша экономика – это раковая опухоль не на
чем-либо, а на глобализации, на всей глобальной экономике… 30%
национальных богатств принадлежит всего лишь группе в 100
миллиардеров».
Все слова всеми уже сказаны и тягучая тошнота (la nausee) овладела
обществом. Путинский миф, рожденный в телевизионной пробирке 13 лет
назад, мертв. И его смерть намного важнее, чем слухи или факты о
здоровье его физического носителя.
Путинизм – жалкий симулякр большого идеологического стиля
– тринадцать долгих лет прикрывал безудержный разврат
клептократии победоносным блеянием о борьбе с международным
терроризмом, о встающей с колен России, о великой энергетической
державе и ее суверенной демократии. И в этом своем прикладном
качестве он был чрезвычайно успешен и эффективен. Он продлил
сладкую жизнь ста миллиардеров и приблизил национальную смерть
русского народа. Но у любого пропагандистского мифа, как у каждого
товара, есть свой срок годности.
Находящееся сегодня на посту президента России физическое лицо не
способно более выполнять свою сакральную миссию — обеспечение
безопасности авуаров российской клептократии в стране и за рубежом.
Как и в 1999-ом году, режим остро нуждается в идеологическом и
кадровом ребрендинге. Судорожное барахтанье бульдогов под
кремлевским ковром означает одно — начался кастинг проекта
«Наследник 2».
Кремлевская спецоперация повторяется дважды – первый раз как
трагедия, второй — как фарс. На этой их переправе мы просто обязаны
избавиться от них. Родина или ее смерть.
http://svpressa.ru/society/article/61718/