Воля

10. Воля человека после смерти
Сделанный многократно при жизни выбор воли переходит с человеком в
вечность и определяет его вечную участь.

Преп. Максим Исповедник подробно говорит о том, что уже в этой
жизни человек стоит перед выбором — действовать ли согласно
собственной природе (буквально «согласно своему логосу«),
или нет, а смерть лишь закрепляет этот выбор.

Гномическая воля уже не будет действовать после смерти: Во-первых,
сам выбор возможен только при наличии времени (диакон Герман
Каптен), если же человек находится вне его, то уже не делает новые
выборы, а непосредственно испытывает на себе их последствия.
Переступив черту смерти, человек входит в область вечности:
«видимое временно, а невидимое вечно» (2 Кор. 4, 18) — говорит
Апостол.

Во-вторых потому, что гномическая воля играет вспомогательную
роль, помогая естественной воле, помрачённой в грехопадении и
колеблющейся от незнания и непонимания того, где истинное добро,
сделать выбор. Поскольку человек за порогом смерти вступает в
область очевидного знания, то необходимости в таком рассуждении и
выборе не будет.

Архим. Рафаил (Карелин), следуя святоотеческому учению, объясняет,
что после смерти в самой воле человека происходят изменения,
лишающие его возможности покаянного обращения ко Христу: «Преп.
Максим Исповедник, великий христианский мыслитель, в споре с
монофизитами указывает, что в самой человеческой воле можно
различить два аспекта: природную волю как хотение (у древних Отцов
она называлась раздражительной силой, у некоторых современных
богословов — реактивной), и гномическую волю — возможность выбора.
…преп. Максим Исповедник говорит о том, что свобода человека
осуществляется через жизнь по Богу, и тогда гномическая воля
соединяется с природной. Когда человеком овладевает сатана, он
оказывается порабощенным, и его воля подвергается саморазложению.
Этот процесс разрушения гномической воли имеет свое завершение в
аду… В аду остается природная воля человека, а гномическая
перестает действовать, так как вера — это царство свободы —
перешла в очевидность, а нравственная композиция души — в
статику, которую может изменить молитва Церкви, включая сюда и
частные молитвы. …После смерти нераскаянные грешники будут
детерминизированы собственным грехом…»

Основываясь на святоотеческом учении о воле человека, арх. Рафаил
(Карелин) пишет, что, говоря о покаянии, надо различать два разных
понятия: «земная жизнь грешника и его посмертная участь, которая
зависит не от его желания, а от его грехов. На самом деле грешник
говорит «да» или «нет» искушениям в его земной жизни. Здесь
гномическая воля делает выбор между добром и злом, правдой и ложью,
добродетелью и грехом, благодатью и страстями, Богом и сатаной.
Здесь свободная человеческая воля находится в состоянии постоянной
возможности выбора мотивов и решений, но после смерти начинается
другой процесс — раскрытие того нравственного потенциала,
который собрал человек. Здесь грешнику может помочь только сила
со стороны — сила молитв и милостыня, и то при условии веры во
Иисуса Христа, покаяния в грехах и добрых дел, которые он успел
совершить до смерти».

О том, что спасительное для нас покаяние – выбор воли,
обращающейся к Богу, (греч. metanoia — «перемена мыслей») —
возможно лишь в этой жизни, говорят все святые отцы. За гробом уже
нет покаяния, там душа нераскаянного грешника не может воспринять
спасающего воздействия благодати, её воля становится полностью
детерминирована грехом, которому она покорялась при жизни.

Игумения Арсения (Себрякова): «Когда человек живет земною жизнью,
то он не может познавать, насколько дух его находится в
порабощении, в зависимости от другого духа, не может этого вполне
познавать потому, что у него есть воля, которой он действует, как
когда хочет. Но когда со смертью отнимется воля, тогда душа
увидит, чьей власти она порабощена. Дух Божий вносит праведных
в вечные обители, просвещая их, освещая, боготворя. Те же души,
которые имели общение с дьяволом, будут им обладаемы».

Именно поэтому Церковь учит, что изменения посмертного состояния
возможно только для тех, кто при жизни вступил на стезю покаяния,
посеяв в своей душе живоносные зёрна благодатного обновления.

Архим. Рафаил (Карелин): «Святые Отцы учат … В аду душа
человека не может помочь сама себе. Там нет выбора исповедания или
перемены веры. Только лишь живые, оставшиеся на земле и сама
Церковь, молясь за усопших, может помочь спастись некоторым, при
двух непременных условиях: 1) если человек был православным и
принадлежал к земной Церкви; 2) если он каялся в грехах, делал
добрые дела, но не мог нужным образом исправить себя и умер в
неопределенном духовном состоянии, когда добро в его душе было
смешано со злом. Тогда Церковь может восполнить недостающее, не
изменяя направления самой личности».

Св. прав. Иоанн Кронштадский: Страшная истина. Нераскаянные
грешники после смерти теряют всякую возможность измениться к
лучшему и, значит, неизменно остаются преданными вечным мучениям
(грех не может не мучить). Чем доказать это? Это с очевидностью
доказывается настоящим состоянием некоторых грешников и свойством
самого греха — держать человека в плену своем и заграждать ему все
исходы. Кто не знает, как трудно без особенной благодати Божией
обратиться грешнику с любимого им пути греха на путь добродетели!
Как глубоко грех пускает в сердце грешника и во всем существе его
корни свои, как он дает грешнику свое зрение, которое видит вещи
совсем иначе, чем как они есть в существе св
772b
оем, представляясь ему
в каком-то обаятельном виде. Потому мы видим, что грешники весьма
часто и не думают о своем обращении и не считают себя великими
грешниками, потому что самолюбие и гордость ослепляют им глаза;
если же почитают себя грешниками, то предаются адскому отчаянию,
которое разливает глубокий мрак в их уме и сильно ожесточает их
сердце. Если бы не благодать Божия, кто бы из грешников обратился к
Богу, так как свойство греха — омрачать нас, связывать нас по рукам
и по ногам. Но время и место для действия благодати — только
здесь: после смерти — только молитвы Церкви и то на раскаянных
грешников могут действовать, на тех, у которых есть приемлемость в
душах, свет добрых дел, унесенный ими из этой жизни, к которому
может привиться благодать Божия или благодатные молитвы Церкви.
Нераскаянные грешники — несомненные сыны погибели. Что говорит мне
опыт, когда я бываю в плену греха? Я целый день иногда только
мучаюсь и не могу обратиться всем сердцем, потому что грех
ожесточает меня, делая для меня недоступным Божие помилование: я
горю в огне и добровольно остаюсь в нем, потому что грех связал мне
силы и я — как закованный в цепи внутренно — не могу обратиться к
Богу, пока Бог, видя мое бессилие и мое смирение, и мои слезы, не
умилосердится надо мною и не пошлет мне благодать Свою! Недаром
человек, преданный грехам, называется связанным пленицами
грехопадений [ср. 2 Пет. 2, 4].

Св. Игнатий (Брянчанинов): Христиане, одни православные христиане,
и притом проведшие земную жизнь благочестиво или очистившие себя от
грехов искренним раскаянием, исповедью пред отцом духовным и
исправлением себя, наследуют вместе с светлыми Ангелами вечное
блаженство. Напротив того, нечестивые, т.е. неверующие во
Христа, злочестивые, т.е. еретики, и те из православных христиан,
которые проводили жизнь в грехах или впали в какой-либо смертный
грех и не уврачевали себя покаянием, наследуют вечное мучение
вместе с падшими ангелами. Патриархи Восточно-Кафолической
Церкви в послании своем говорят: «Души людей, впавших в смертные
грехи, и при смерти не отчаявшихся, но еще до разлучения с
настоящею жизнью покаявшихся, только не успевших принести никаких
плодов покаяния, каковы: молитвы, слезы, коленопреклонения при
молитвенных бдениях, сокрушение сердечное, утешение бедных и
выражение делами любви к Богу и ближним, что все Кафолическая
Церковь с самого начала признает богоугодным и благопотребным,
— души таких людей нисходят во ад и терпят за учиненные ими
грехи наказания, не лишаясь, впрочем, надежды облегчения от них.
Облегчение же получают они по бесконечной благости, чрез молитвы
священников и благотворения, совершаемые за умерших, а особенно
силою Бескровной Жертвы, которую в частности приносит
священнослужитель для каждого христианина о его присных, вообще же
за всех повседневно приносит Кафолическая Апостольская Церковь.

11. Воля человека в жизни будущего века
При всеобщем воскресении люди воскреснут в том природном состоянии,
как они были созданы, нетленными и бессмертными – произойдёт,
по слову преп. Максима Исповедника «всеобщее и естественное в
благодати обновление и изменение всего рода человеческого из смерти
и тления в жизнь вечную и нетление».
Действие времени кончится, и всё мироздание вступит в вечность:
«времени уже не будет» (Откр. 10, 6).

У человека снова будет присутствовать лишь одна, природная,
естественная воля. Праведники, соединившие свою волю с Божественной
во временной жизни, обоженные нетварными энергиями, воскреснут в
полностью восстановленной совершенной природе для полного
блаженства в Боге.
Исследователи святоотеческих сочинений замечают, что для
преподобного Максима Исповедника отсутствие гноме в спасенном
человеке становится гарантом того, что в жизни будущего века не
будет уже новых падений. Воля грешников, детерминированная,
извращённая и разрушенная их прижизненным выбором греха, уже не
сможет измениться и лишит их от блаженного богообщения.

Гномическая воля уже не будет действовать в жизни будущего века.
Для воскресших людей гномическую волю можно мыслить или как уже
реализованную в их духовной природе, или как исчезнувшую в
изменившихся условиях: 1) вечности и потому неизменяемости
основного направления личности — и 2) очевидного знания.

Архим. Рафаил (Карелин) объясняет, почему в посмертном бытии
невозможно покаяние тех, кто не каялся при жизни: «Остановимся
подробнее на вопросе, почему в посмертном бытии невозможны
нравственные метаморфозы? У нас, живущих на земле, есть две воли:
естественная, поврежденная грехом, относящаяся к нашему хотению, и
гномическая воля, относящаяся к сознанию: это воля нравственного
выбора, и свобода в принятии решений. В посмертном состоянии
гномическая воля исчезает. Благодать Божия восполняет недостатки
и несовершенства святых (по словам преподобного Макария «некие
темные пятна»). Поэтому вечное спасение – дар Божий, даже для
величайших подвижников.

Природное желание избавиться от страданий существует в каждом
человеке. Грешник не только в аду, но ад — в нем; его не только
мучают демоны, но и он сам стал демоноподобным, он не
способен изменить себя, а благодать не может соединиться с грехом,
который стал содержанием его жизни.
Наша земная жизнь — это время самоопределения, а там, в вечности —
раскрытие; здесь область нравственной свободы, а там — закон
необходимости. Спастись — это значит соединиться с Богом, а душа,
сочетавшая себя с грехом, не может воспринять благодать Духа
Святаго. Тайна вечных мук в том, что в вечности не может быть
качественного изменения личности».

Петр Малков излагает учение преп. Максима Исповедника о том, что
произойдёт с волей человека при всеобщем воскресении: «Что касается
эсхатологической перспективы, то здесь преподобный Максим
…мыслит конечную судьбу человечества как восстановление
всеобщей природы… Но при этом он делает важную оговорку.
Восстановится только естество, а не святость
произволения.

…Строго говоря, Исповедник мыслит два различных
«восстановления»: 1) восстановление человека в существующем о нем
Божественном замысле, в его ипостасной свободе от греха 2) и его
восстановление в бытии, восстановление природы.

Восстановление в его первом значении окажется не всеобщим. Оно
станет доступным лишь для тех, кто жил в соответствии с
собственным логосом, кто стремился усилием воли к стяжанию благости
и премудрости — как условий богоподобия и обожения. Бог
положил для всех нас цель духовного движения вперед в Самом Себе, в
единстве с Собой, и мы бываем способны достичь этой цели только
если движемся в правильном направлении и по правильной дороге.
Таким образом, пределом этого возвышающего и «восстанавливающего»
нас странствия окажется Сам Творец.

Но помимо тех, кто совершает свое спасение, есть и те, кто по своим
грехам обречены на вечную муку. Однако, по мнению преподобного,
Бог, конечно же, спасает всю вселенную, и вся тварь после конца
времен окажется Ему причастна. Это приведет к апокатастасису
природы всей вселенной, включающей в себя и полноту человеческой
природы. [«При свершении веков благодаря… Спасителю и
Богу нашему, произойдет, посредством чаемого Воскресения, всеобщее
и естественное в благодати обновление и изменение всего рода
человеческого из смерти и тления в жизнь вечную и нетление»]
Соответственно апокатастасис полноты природы мироздания
неизбежно коснется и естества воскрешаемых грешников. Ведь, раз
они сотворены по образу Божию, для них по прежнему останутся
актуальны такие свойства собственной природы, как бытие и
приснобытие, а значит, тем самым, они будут существовать и в
вечности. Но при этом для них окажутся недоступны свойства
торжествующей и спасенной, богоподобной и обоженной природной воли
— благость и премудрость.

Преподобный Максим пишет, что те, кто не прожили эту жизнь в
соответствии с собственной природой, с естеством — но,
наоборот, «противоприродно», «противоестественно» — греша и
потакая собственным страстям, также окажутся, как это не
поразительно, соединены с Богом (ведь Бог будет пребывать во всем).
Однако такое единение станет для недостойных богообщения
«невыразимой мукой», ибо они соединятся со своим Творцом
«вопреки благодати». Реальность богопричастности коснется и
грешников, но эта реальность не будет общением любви и наслаждения,
а реальностью вечных мучений.

…Итак, подведем некоторые итоги… Для преподобного в
эсхатологической перспективе существует всеобщность
восстановления единой человеческой природы во всех ее
ипостасях. Однако условием спасительности такого восстановления
станет реализация в каждом конкретном человеке заложенной в нем
богообразности, выражаемая в достижении богоподобия, обожения. Это
подобие не было дано изначально нашим праотцам, но явилось для них
тем Божественным «заданием», которое им надлежало исполнить, но с
которым они не справились, впав в грех. При грехопадении в человеке
появилась избирательная греховная воля, самим своим существованием
поставившая его перед вечной дилеммой: следовать ли ему добру или
злу. В конечном итоге человеку надлежит преодолеть существующие
в нем колебания воли и целиком направить свою природную
устремленность к соединению с Богом. Только в таком случае для
него при втором пришествии совершится не только апокатастасис
природы, но и апокатастасис ипостаси, восстановление свободы и
любви, в котором он сможет достичь вечного блаженства богообщения.
Иначе открытость и причастность его природы полноте Божественной
благодати, при сохраняющемся внутриипостасном бунте против
собственного Творца, обречет его на вечные мучения. Та
благодать, которая станет для праведников источником вечной
радости, окажется для него страшной мукой, ввергающей его в вечный
неугасимый огонь страданий».

Приведём несколько высказывание преподобного Максима на эту тему:
«Три восстановления знает Церковь: первое — по логосу
добродетели каждого, в ней же восстанавливается, исполнив логос
добродетели; второе же — в воскресении восстановление всего
естества в нетление и бессмертие; третье же, которое использовал в
своих словах Нисский Григорий, восстановление душевных сил,
подпадших греху, такими, какими были сотворены».

О грешниках преп. Максим говорит: «И так достигнут они познания,
но не приобщения и вкушения благ и согласятся с тем, что Творец
— не виновник греха».

Преп. Максим Исповедник пишет о соединении воли праведников с волей
Божией в жизни будущего века: «Итак, если умы сотворены, то всяко и
движутся, как по естеству движимые от начала по причине
сотворения, к концу же – по произволению ради
благобытия. Ибо концом движения движимого является само благобытие
в вечности, как и началом – бытие, каковое есть Бог, Который
и бытия Податель и благобытия Дарователь, как Начало и Конец; ибо и
просто двигаться нам – от Него, как от начала, и как-то
[т.е., некоторым образом] двигаться – к Нему, как к концу.
Если же разумное соответственно себе самому и движется разумно, то
всяко и разумевает; если же разумевает, то всяко и вожделеет
уразумеваемого; если же вожделеет, то всяко и претерпевает
исступление ()
к вожделеваемому; если же претерпевает [исступление], то явно, что
и устремляется; если же устремляется, то всяко и увеличивает силу
движения; если же увеличивает сильно движение, то не
остановливается пока не станет все во всем вожделенном и не будет
всем [им] объято, добровольно приемля по произволению спасительное
определение, дабы все оно окачествовалось всем определяющим его,
так чтобы совершенно более не желало определяемое возможности
познаваться по себе самому всецело, но по определяющему его, как
воздух, полностью освещенный светом, и железо огнем все целиком
раскаленное, и другое тому подобное.

Из всего этого мы рассудительно приемлем по уподоблению только
будущее, а не бывшее и погубленное, причастие благости достойными,
поскольку то, чего мы чаем, есть и превыше всего сего, как сущее,
по написанному, за пределами [возможностей] слуха и помышления. И,
возможно, это и есть то подчинение, о котором говорит божественный
апостол, что Сын покоряет Отцу тех, кто добровольно соглашается
покориться, после чего, или по причине чего последний враг
испразднится смерть, [покориться] насколько это от нас зависит,
то есть добровольно всецело уступив Богу самовластие
(посредством коего соделав вход к нам, [смерть] утвердила на нас
владычество тления) и управление тем, что полностью управляет
[нами], перестать хотеть чего-либо, кроме того, что хочет
Бог, как Сам Спаситель говорит, принимая на Себя отпечаток
свойственного нам: «Обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты» [Мф. 26,
30]. И после Него божественный Павел, как бы отрицаясь самого себя
и не сознавая боле, имеет ли он еще собственную жизнь: «живу не
ктому аз, но живет во мне Христос» [Гал. 10, 20].

Пусть вас не потрясает сказанное. Ибо я говорю не об отмене
самовластия, но скорее о расположении согласно природе, твердом и
непреложном, то есть о сознательной уступке
(
), дабы откуда
имеем мы бытие, оттуда же желали бы получать и движение, подобно
образу, восшедшему к своему первообразу (
), и
отпечатку печати, обыкновенно точно соответствующему оригиналу и не
имеющему куда еще иным образом двигаться, да и не могущему.
Точнее же и правильнее будет сказать: даже и пожелать не могущему,
как восприявшему божественное действие, или, скорее, как ставшему в
обожении богом и в большей степени наслаждающемуся исступлением,
нежели тем, что в нем естественно пребывает или разумевается [т.е.
тем, что может постигнуть благодаря природным свойствам своего
ума], по причине победившей его благодати Духа, и показавшему себя
имеющим одного лишь Бога действующим в себе, так чтобы во всем
было одно лишь единственное действие – Бога и достойных
[Его], вернее же – одного Бога, как всецелого [Себя] всецелым
достойным [Его] благолепно соединившего. Итак, настоит
всяческая необходимость прекратить всякое самовольное движение по
желанию чего-либо иного, когда последнее желаемое явилось и
причаствуется, и невместимо, — скажем так, — вмещается сообразно
силе причастников, и к которому устремляется вся жизнь и помышление
возвышенного [ума], «и в котором останавливается всякое желание,
далее же которого никуда не простирается, ибо и не имеет [куда], и
к которому устремляется всякое движение [человека] ревностного, и у
которого – успокоение всех бывших умозрений», — говорит
блаженный этот учитель. Ибо тогда не будет даже ничего являемого
вне Бога, или кажущегося противопоставляемым Богу, чтобы прельстило
кого-нибудь уклонить к нему свое желание, поскольку все – и
умом, и чувствами постигаемое – будет объято им в
неизреченном Его явлении и пришествии…»

«И уже отсюда по бесстрастнейшему навыку будучи идентичным
самому себе и недвижимым, в будущем же веке по данному обожению
вышеупомянутые и в Боге предсуществующие логосы, лучше же сказать
– Самого Бога, в Котором укоренены логосы добрых [вещей или
человеков], дружески любя и приемля [как бы во объятия], таковой
является и частицей Бога, как сый – по причине своего
пребывающего в Боге логоса бытия, и как благой – по причине
своего пребывающего в Боге логоса благобытия, и как бог – по
причине своего пребывающего в Боге логоса приснобытия, как
почтивший эти логосы и действовавший согласно им, и при их помощи
себя в одном лишь Боге всецело утвердивший, и одного лишь Бога в
себе всецело напечатлев и вообразив, так чтобы и самому ему быть по
благодати и называться богом, и Богу – быть по снисхождению и
называться ради него человеком, и силе показаться воздаваемого при
сем взаимного расположения, каковая сила и человека обожает для
Бога по причине его боголюбия, и Бога для человека по причине Его
человеколюбия вочеловечивает, и делает по прекрасной перестановке
Бога человеком ради обожения человека, а человека – богом по
причине Божия вочеловечения. Ибо всегда и во всем Божие Слово и Бог
желает осуществляться таинству Своего воплощения». (Амбигвы к
Иоанну)

http://www.verapravoslavnaya.ru/?Volya_-_alfavit